В советской школе на уроках пения мы учили песню «Гренада». Это был один из краеугольных текстов про романтику гражданской войны – «страшное и прекрасное время, когда рождалась молодая советская республика».
В детстве я всегда воспринимал эту песню именно в романтическом ключе, тем более, что самые распространённые варианты исполнения тоже в эту сторону клонились – там бурлила энергия молодости, слышался стук копыт и полёт эскадрона по горячей степи. Да, немного странно в этом комсомольском задоре звучало «отряд не заметил потери бойца», но это как-то маскировалось общей энергетикой – в безумной скачке и не такое бывает, самого убьют, а ты и не поймёшь сразу.
Но снова недавно послушав эту песню, я услышал совсем другое. Настолько другое, что даже непонятно, как советская цензура, подчас чувствительная до паранойи, не увидела в светловских строчках никакого криминала.
Что происходит в песне? Эскадрон едет шагом и мчится в боях, держа в зубах «Яблочко»-песню. Это что за песня такая? А это простой напев в духе частушек, начинавшийся с фразы «Эх, яблочко…», ставший символом той эпохи. Пели «Яблочко» обе стороны. «Эх, яблочко, куды ты котишься, в ГубЧека попадёшь – не воротишься…» Или вот бессмертное Шариковское, написанное сильно позже, но дух передающее точно: «Эх, яблочко, да с голубикою, подходи буржуй, глазик выколю!».
В общем, песня простая, даже скорее люмпенская, нет в ней никакой романтики и высоких идей. Простые и грубые образы, то на грани, а то и за гранью даже. И то, что эскадрон «держал в зубах» именно её, вполне очевидно указывает, что это были люди простые, без затей. Сейчас бы мы сказали «гопники», но из уважения к предкам просто промолчим.
И среди этого простого народа особняком сидит на своём коне герой песни. «Но песню иную, о дальней земле, возил мой приятель с собою в седле». Здесь у нас совсем другой типаж – ярко выраженный романтик, который даже воюет не просто чтобы «буржую глазик выколоть», а «чтобы землю в Гренаде крестьянам отдать».
Тут, кстати, любопытный момент. Именно этот мотив героя вызывал в позднем СССР глухое ворчание, мол, вот потому у нас всё и наперекосяк, что за крестьян в Гренаде волнуемся, а дома хоть трава не расти. Про поздний СССР это верно, но с героем песни не так линейно – ведь когда они по степи скакали, все ждали перехода российской революции в мировую. Так что мечтатель не совсем от реальности оторван, он просто верит во что-то большее, чем «грабь награбленное».
Между тем, у автора песни нет особых иллюзий относительно того, что же именно они делают. «Яблочко»-песню играл эскадрон, смычками страданий на скрипках времён». Это, конечно, возвышенное описание, но описание вполне очевидных ужасов гражданской войны.
Так вот, у нас есть эскадрон простых людей с простой песнею, и отдельный романтик, который в это сообщество никак не вписывается. Тоже воюет, тоже скачет, но песню поёт – свою. Не вливается в общий хор. Даже автор, который ему симпатизирует и называет приятелем, себя ассоциирует с другими, не с ним. «Мы» автора – это эскадрон с «Яблочком». И поэтому когда «Пробитое тело наземь сползло», совершенно естественно, что «Отряд не заметил потери бойца». Это был не их человек. Лишний. Посторонний. Никакого диссонанса нет, не было мечтателю места среди них.
И не только среди них, но и вообще в будущем. Потому что вместо банального, но очевидно напрашивающегося продолжения в духе «но песню его подхватили товарищи» — внезапное и шокирующее «новые песни придумала жизнь, не надо ребята о песне тужить». Как же так? Ведь только что автор вроде бы грустил о герое, с печалью говорил, что «с тех пор не слыхали родные края»… И вдруг такое бодрое «да и хрен с ним!». Почему?!
А потому что романтика мировой революции кончилась, она больше не нужна. Замолчал певец, но грустить об этом не будем, он был нужен в своём времени, хоть и не понятый, и не принятый никем, но нужен, чтобы оправдать «смычки страданий», сделать их не простым зверством, а зверством ради светлого будущего.
Но будущее-то получается совсем другое. Не всемирная комунна, а «построение социализма в отдельно взятой стране», наперекор всем теоретикам, но зато в русле прагматического государственного управления. Это совсем другие песни, в которых романтики, с их красивыми идеями, просто неуместны. Поэтому грустить и не будем – ведь иначе придётся признать, что не смогли, не получилось.
Если посмотреть на «Гренаду» отрешённо, не очаровываясь романтическим музыкальным ритмом, то это песня не о романтике гражданской войны. А как раз о том, что романтика там совсем лишняя. Это простая и страшная история о человеке, который всем сердцем принял новые идеи, «хату покинул, пошёл воевать», но оказался чужим среди своих, воевавших за что-то другое, гораздо более простое и понятное, и даже не заметивших его гибели.
Лишь по
небу тихо
сползла погодя
на бархат заката
слезинка дождя