Почему персонаж «Смерть» есть, а персонажа «Рождение» нету?
Это очень любопытный вопрос. Человек рождается, человек умирает. Две точки земного существования. Два переходных момента. Вначале с каждым живым существом случается рождение, и существо приходит в мир. А потом происходит смерть, и существо из этого мира удаляется.
В смысле значимости рождение можно поставить даже выше смерти. Сильно выше. Ведь из-за смерти мы исчезаем из мира, а если бы не рождение, то нас в нём просто бы не появилось!
Однако смерть стала персонифицированным персонажем, а рождение нет. Почему?
Первая причина достаточно прозаична. Рождение вызывает гораздо меньше метафизических вопросов, просто в силу своей очевидности и наглядности. Вот беременность, вот роды, вот первый крик. И персонификацию рождения берёт на себя мать, становясь Матерью в архетипическом смысле, источником жизни. При наличии Матери придумывать какого-то дополнительного персонажа Оккам не велит, не нужен он, лишний.
Умирание в этом смысле гораздо таинственнее. Только что был живым – а вот стал мёртвым. Что изменилось? Неясно. Но что-то ушло. Что? Куда? Как? Ничего непонятно.
И поэтические попытки персонифицировать причину смерти – образ, скажем, Чумы, Меча, Холода, и так далее, не отменяют главного персонажа – того, который отвечает за само событие, за этот самый непонятный переход. Так смерть порождает Смерть, которая к каждому в его срок придёт и с собою заберёт. Куда – это уже отдельный вопрос.
При этом Смерть – персонаж совершенно неприкаянный. Она не вписывается в христианскую картину мира, имея все признаки политеистического божка с узкой специализацией. В христианстве по штатному расписанию за смерть отвечает специальный ангел. И он, к слову, не имеет ни чёрного плаща, ни острой косы, ни часов песочных, ни черепа с пустыми глазами. Крылья у него, да лучащийся смиренным покоем ангельский лик.
Однако же параллельно с ним в нашем мире есть и ещё кто-то, гремящий костями и машущий косой, совершенно не смущаясь своей невписанностью. Посудите сами, Смерть – однозначно негативный, пугающий персонаж, никак не похожий на ангела и не соотносящийся с идеей «вознесения на небеса», даже хотя бы и для оценки дел своей жизни. Так откуда она взялась, эта Костлявая?
В каком-то смысле Смерть и Ангела Смерти территорию делят. Если говорить о визите к конкретному человеку, то всё обычно зависит от благочестия этого человека. По своим статям и инструментарию Смерть смахивает на адского посланника, так что логично представлять, что приходит она ко всяким злодеям и грешникам, в то время как Тёмный Ангел – к праведникам и невинным душам.
Но вообще-то здесь речь исключительно о том, как представляющий смерть сам относится к ней. Если он смирен – то ждёт ангела, к себе ли, к другому ли. Если категорически не принимает, бунтует и противится – то страшный скелет с косой.
Особенно это, конечно, сильно у атеистов, для которых смерть – абсолютный и окончательный рубеж. Какой уж им ангел, им достаётся только костяной стук, безгубая улыбка и пустые глазницы.
И в культурном отражении скелет тоже доминирует. Картины, проза, стихи – везде массово он.
И здесь мы подходим ко второй, самой интересной причине того, что персонаж «Смерть» есть, а персонажа «Рождение» – нету.
Вообще, если мы делаем персонажа для какого-то явления, это что? Это персонификация. Создание некоей условной личности, обладающей внешним обликом, характером. И что нам это даёт? Это даёт нам возможность с ним взаимодействовать!
Явление «смерть» обидно для человека, оно лишает нас субъектности. Мы живём, считаем себя властителями своей жизни (не слушая мудрецов), а потом – рррраз! – и всё. И нет нас. Или даже наоборот: хочет человек умереть, а всё никак. Кому предъявить претензии? С кем поспорить? Кому противостоять? Не поругаешься с инфарктом, не возразишь некропанкреатиту. Особенно, если вся медицина на уровне рассуждения о четырёх стихиях в организме.
И поэтому появляется персонаж. Безжалостное антропоморфное существо, с которым, тем не менее, можно как-то взаимодействовать. Можно попробовать от Смерти спрятаться. Можно попробовать её обмануть. Поторговаться с ней. Да хотя бы просто поговорить! Одно это уже сохраняет человеку достоинство – диалог со Смертью один из популярнейших сюжетов у писателей всех времён. Равно как и всякие прочие варианты, вплоть до романтических отношений.
Смерть как персонаж была человечеству очень нужна. Это попытка хотя бы немного гуманизировать, сделать понятнее самое страшное, самое неясное и самое значительное в человеческой жизни событие.
В самом начале я сказал, что рождение по своему значению выше смерти. Абстрактно это так, но дело в том, что своего рождения никто не помнит. И для каждого человека его жизнь начинается не с момента рождения, а с момента осознания. Не «Я появился», а «Я есть». А следом тут как тут и «Меня не станет». И про близких людей так же – их смерть эмоционально значит гораздо больше, чем рождение. Ведь рождается ещё неизвестно кто, а умирает-то – знакомый и любимый.
Рождению не нужен персонаж ещё и потому, что с ним не о чем говорить. А вот к Смерти у нас много и разговоров, и вопросов.
Поэтому мы наделяем смерть антропоморфными чертами, одновременно закладывая этим и фундамент для сомнений в её абсолютности. Раз «похожа на человека», значит и ничто человеческое ей не чуждо, не так ли? Формула «по образу и подобию», давшая людям столько поводов для размышлений о божественной сущности, применяется и тут, только в обратную сторону. Человечество придумало облик Смерти по своему образу и подобию – сделав её более понятной и человечной.
Когда психологи работают со страхами, они часто использует технику визуализации. Как только страх предстаёт в конкретном облике, с ним можно работать, на этот облик опираясь.
Так вот, Смерть, со всеми своими ужасными атрибутами, способными вызвать невроз у впечатлительных натур – это спонтанная коллективная психотерапия. Это замена неизвестного, непредставимого ужаса на что-то более определённое, понятное. В конце концов, кошмарные личности для человечества привычны. С этим можно жить. Нет ничего непредставимого – ну придёт ужасный скелет и куда-то тебя утащит. Довольно обычное дело в человеческом обществе.
Но с этим скелетом можно, например, ругаться и спорить. И ещё вместе с персонажем появляется возможность над ним смеяться. А то, над чем мы смеёмся, перестаёт быть таким уж страшным.
А что же Тёмный Ангел? Почему он не годится на роль персонажа? Ну это смотря какого. Смерть, как персонаж, не помогает, когда дело доходит до смерти своей собственной. Такая визуализация пугает, страшит, отталкивает. Тёмный Ангел тут гораздо уместнее, вот только это персонаж для личной, интимной истории. Несущий умиротворение, смирение и покой.
Но в масштабах всего общества Ангел Смерти не годится. Потому что над ангелами не смеются. С ними не спорят, их не обманывают. Ангелы – неумолимы. Поэтому фигура с косой и в капюшоне совершенно незаменима. Над ней можно шутить, ей можно бросать вызов, с ней можно даже флиртовать. Не цепенея от ежеминутного ужаса перед непостижимым. Сохраняя при этом достоинство существа, имеющего свободу воли и выбора.
Самое главное, что даёт нам персонаж Смерть – защищает от душевной травмы неизбежного конца. Раз она почти такая же, как мы, то есть варианты. Можно попытаться, хотя бы.
А факт рождения нам никакой душевной травмы не наносит. Потому и персонаж такой – без надобности.