Ночь на Аллее Жнецов. Москва, 2015.
Рубрика: Впечатления
Пошли как-то восторженный Савельев и хмурый Иванов прогуляться, да поговорить о разном — как мир устроен, где в нем человеку место, зачем все существует, и о прочих непростых вопросах. Походили по ноябрьской Москве, замерзли, забрели погреться в заведение фастфудное. Там восторженный Савельев кофе с чизкейком взял, а хмурый Иванов — огромный мясной бургер и большую колу. Сидят, жуют, греются.
А на чеке их указано, как кассира зовут. Фамилия написана как обычно, а имя — Алёнка. Не Алёна, а именно Алёнка, как шоколадка.
Восторженный Савельев говорит воодушевлённо: «Смотри, дружище! Вот тебе пример свободного и живого подхода! Даже в фискальную бумажку они нашли возможность вставить глоток воздуха — не сухие инициалы, не формальное имя, а вот так, душевно — Алёёёёнка! Какие же они молодцы!»
Хмурый Иванов бурчит в ответ: «Брось придумывать. Это просто новое воплощение крепостничества — все эти барские «Прошки» да «Афоньки», только теперь в корпоративном формате. Ничего тут нет живого, а есть унижение человека через унижение его имени!»
Посидели они еще немного, погрелись, и снова в ноябрьскую Москву вышли.
А Алёнка закончила смену, сдала кассу, и домой пошла. Устала очень.
Достал из холодильника рыбью тушку пожарить — вспомнил, что не покормил рыб в аквариуме. Вроде логично, но всё равно неудобно как-то перед домашними питомцами за ход мысли.
Живёшь, чувствуя себя в душе мальчиком-попрыгунчиком, у которого ещё столько впереди. А потом вдруг звонишь сыну и поздравляешь его с двадцатилетием. И становится сложно.
Вечером оставил недопитую чашку чая возле открытого окна. И всю ночь какие-то мелкие насекомые летели к ней топиться.
В электричке продавали чудо-тёрку для чеснока. Все покупали, а я удержался. Потому что мужик-кремень. Сгусток воли.
Когда-то знал одну девушку, которая очень забавно читала «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» Бродского. С интонацией песни о пионере-герое, делая в первой строчке особый акцент на «ДИКОГО ЗВЕРЯ». Она у себя в голове явно представляла не «вместо», а «к дикому зверю». Ну понятно: вместо, в пустую-то клетку, любой войдёт, ничего героического. А тут — входит такой Бродский в клетку, АП! — и тигры у ног его сели. А он спокойно повернулся к ним спиной и давай что-то там на стене гвоздём царапать.
Немало я над ней тогда потешался.
А чего вдруг вспомнил. Случилось сегодня слушать Высоцкого, дошло дело до «Коней» — и, пожалуй, впервые вслушался в текст. Ну этой песне вообще не повезло, из неё очень любят надрывное «Чуть помедленнее, кони» цитировать отдельно. И образ такой, понятный: кони несут, повозка летит, мужик орёт «Тпру!, Тпру!», а хрен.
А сегодня открыл для себя, что там, оказывается, чуть иначе: «Коней своих нагайкою стегаю, погоняю — «Чуть помедленнее, кони…» То есть, он сам же и гонит, и сам же просит. Сразу несколько этажей глубины прибавилось.
В общем, зря я над той девушкой хихикал. Сам такой.
В метро парень экспрессивно говорит что-то своему товарищу, но сквозь шум до меня доносится странное:
— бубубубу… сиськи…. бубубубу…. сиськи… бубубу…
Тут шум стихает и становится слышно отчетливо: РОССИЙСКИЕ! Компании, продукты, еще что-то. Российские. Никаких таких сисек.
Ах ты ж ухо озабоченное!
У кошек всё быстро. ХОП! — и котейка азартно объедает цветок на подоконнике. А через мгновение — ХОП! — изумлённо вытаращившись тошнится у меня на кровати.
Такая торопыжка.
Богата Россия чудесами.
Посреди лесной тропинки наткнулся на перфоманс безвестного акциониста «Сказ о потерянной печени»
Состав композиции: лес, сигареты, водка и, собственно, печень. Килограмма полтора.
Я потрясён.
Читаю книгу про Антарктиду. У них там минус 60, ревущий ветер, ежесекундная опасность для жизни. А у меня — уютное кресло, горячий чай и ощущение сопричастности к героическому.
В детстве я пытался на гитаре играть научиться. И вот, тридцать лет спустя понял, что всё было не зря.
Перебором, оказывается, очень удобно кошку чесать.
Карапет лет пяти на платформе электрички говорит своей ещё более мелкой сестренке: «Это наши билеты, а это — твой. Если я его сейчас выкину, то мы уедем, а ты тут останешься.»
Братскую любовь чувствую я великую.
В вагон электрички заходит «железнодорожный музыкант»: «Всем хорошей дороги! Для вас — кое-что позитивное, про танкистов!»
И, ударив по струнам, бодренько затягивает: «На поле танки грохотали, солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с пробитой головой…».
А потом ещё про четыре трупа возле танка и «ей он больше не жених».
Русский позитив — он такой, да.
В Казани есть заведение питейное с названием «Питер». КультАлкПищТоргДосугПроект. Я увидел, подумал — да ладно, не всё ж в Питере вокруг выпивки крутится. А потом иду по Питеру, глядь — «Мекка просветлённого пьянства». Ну ок, думаю. Раз Мекка, значит так всё и есть, правильно в Казани написали.
