Мало кто знает, что история Буратино на самом деле начиналась так:

«Приглянулся столяр Карло одной молочнице. И так она ходила вокруг него, и этак — всё не обращает на неё внимания Карло. И вот, отчаявшись, пришла она к нему домой. Бросилась ему на шею и закричала: 
— Карло, любовь моя! Так долго я жду этого! Скорее, скорее — сделай мне ребёнка!
Закряхтел Карло: «Воля твоя, женщина», руки её с шеи снял, взял с пола полено, и пошёл его стругать. А молочница заплакала и убежала. И больше Карло её не видел.»

В общем, отказник он, этот ваш Буратино.

Жил один мужик в Москве, звали Коля. Раз был у него на работе праздник, погуляли, выпили. А Коля даже лишку выпил. И домой на метро поехал. И разморило его там, просто в кисель. Обвис весь, трясётся на скамейке, головой мотает. А рядом с Колей баба сидела. И как тряхнёт вагон, так Коля на бабу валится. Баба его отпихнёт, он отодвинется, а потом опять на неё валится. А баба та была ведьма.  И вот опять повалился на неё Коля, а она возьми, да и плюнь ему на макушку. И вышла на станции.

А у Коли от ведьминых слюней стала плешь расти. Растёт и растёт, с каждым днём всё больше. Увидал Коля такое дело, к врачам побежал. Помогите, говорит, не хочу молодой с плешью ходить! А врачи руками разводят – не знаем, говорят, как тут помочь. Очень сильная у вас плешь. Загрустил тогда Коля. Вот, говорит, и прошла молодость. И запил. Неделю пил беспробудно, а на восьмой день полез на шкаф за спрятанной бутылкой, оступился и с табуретки упал. И умер.

Эдуард терпеливо объясняет своей подруге: «Как я могу не ходить по клубам, вечеринкам, не общаться с другими девчонками? Это ведь естественно для полноценного самца любого вида – стараться оплодотворить всех самок в пределах досягаемости. Я бы на твоем месте просто радовался каждому новому доказательству того, что тебе достался такой качественный самец».

***

Детей заводить Эдуард не хочет. Многочисленным подругам своим объясняет: «Пойми, не в заботе и ответственности дело, совсем наоборот! Тяга к деторождению суть инстинкт, зато потом новорожденное существо обречено на страдания, разные горести, потерю близких, и, в финале, – на смерть. Я всего лишь стараюсь быть милосердным и, по возможности, не умножать в мире горя и смертей».

***

Эдуарда подруга на свидание позвала, а он проспал, не пришел. Потом говорит ей: «Ты не должна обижаться. Ты назвала место и время, мне оставалось лишь подчиниться. Но подчиняются только слабые – неужели ты мечтаешь общаться со слабой, безвольной личностью?»

***

Эдуард говорит подруге: «Не пойму, чем ты возмущаешься? Да, я переспал с ней, я этого и не скрываю. Но ведь я это, по сути, ради тебя сделал! Только представь – захотелось мне с ней переспать, но я себе это запретил. И вот мы с тобой гуляем, развлекаемся, а я только о ней и думаю. О том, как бы у нас было, и всё такое. Разве хотела бы ты такого? Это же для тебя просто оскорбительно! А я тебя уважаю, обижать не хочу. Поэтому просто трахнул ее, и из головы выбросил. Ради твоего спокойствия. Так что не возмущаться надо, а хотя бы «спасибо» сказать».

***

Каждый раз, как Эдуард заводил себе новую девушку, он говорил: «Оооо, это девушка моей мечты, просто девушка мечты!». Коля спросил у него: «Как так? У тебя по три подруги в неделю меняется, и все – девушки мечты?»
«А что такого, – говорит Эдуард – мечта у меня такая. Чтобы три в неделю.»

В одну контору привезли Чёрный Ксерокс. А у него в инструкции написано – всё можно копировать, только себя нельзя. Поставили его в маленькой комнате, включили. И начальник возле ксерокса табличку повесил: «Себя копировать запрещено!». А в этой конторе работал один мужик, Коля. Увидал он Чёрный Ксерокс и табличку возле него и думает: «А почему это себя запрещено? Что это мне тут указывают?» Дождался, покуда все работники по домам разошлись, залез в комнатку, Чёрный Ксерокс запустил. Крышку ему открыл, головой на стекло лёг, рот сжал, глаза зажмурил и на кнопку давит. Загудел Чёрный Ксерокс, затрясся весь, только и слышно, как – бух, бух, бух! – копии выплёвывает. Вот остановился он, Коля глаза раскрыл, голову поднял – а в углу восемь таких же как он Коль стоит! Только у всех глаза да губы слипшиеся, не открывающиеся. Обомлел Коля, выбежать хотел, а не пускают они его, на проходе встали. А потом потянули к нему руки, обступили, вцепились и говорят беззвучно: «Мы как ты, ты – как мы! Мы как ты, ты – как мы! Мы как ты, ты – как мы!» И чует Коля, что у него тоже глаза слипаются и рот склеивается. Он и закричать хочет, а губы не движутся, посмотреть хочет – а глаз не раскрыть. Утром пришли работники, глядят – а в комнатке с Чёрным Ксероксом девять Коль одинаковых истуканами стоят. А какой настоящий – непонятно. Судили-рядили, так ничего и не придумали. Вызвали «Скорую помощь» и она всех Коль увезла куда-то. И больше про них никто не слышал. А Чёрный Ксерокс начальник после этого продал. Теперь он в другом месте каком-то, не в этом.

Один мужик захворал крепко, насчет мозгов. Никак, говорит, мысль никакую подумать не могу, даже самую завалящую. Не выходит.

Пошел, значит, с этим вопросом к доктору. Доктор на него глядит, не верит. Говорит: «Не может такого быть, чтобы не думалось! Ну-ка, подумайте сей момент об чем-нибудь!» Натужился мужик, покраснел, затрясся даже весь — ан нет, не выходит, не думается.

Доктор руками разводит, удивляется. Это, говорит, интереснейший научный парадокс. Возможно даже, у вас, голубчик, в голове камень мозговой образовывается. Вас надо в анатомическом театре показывать, так это удивительно. А может быть это все от застоев в извилинах. Надо бы вам в голове отверстие провертеть, для вентиляции мыслей. 

Хотел было мужик от таких слов загрустить — а и об этом не думается ему. Говорит: «Эх, жизнь, какая ж ты штука подлая. Я ведь отродясь и не желал никакого всякого думать да размышлять, без надобности оно мне было. И горя не знал, потому как коли б захотел — враз пожалуйста, думай, хоть весь обдумайся. А теперь вот не могу — и так от этого ощущаюсь себе инвалидом, как будто всю-то жизнь только думки разные думал, да мыслями ворочал. Эх!» — махнул рукою, да и пошел прочь. А как пошел — об порог запнулся, кубарем покатился, да махом головою об стену! И то ли застои в голове разошлись, то ли камень какой мозговой треснул, да только вдруг снова смог он думать все, что себе угодно, будто и не было ничего.

От радости такой побежал он в кабак и пил там три дня, до полного умопомрачения и потери смысла. А как совсем соображать перестал — успокоился, повеселел, да и зажил, как прежде. Даже и лучше прежнего.

Всех школьников собрали в актовом зале. К ним вышла директор школы, бледная, нервно тискающая ладонью ладонь.

— Дети! — сказала директор срывающимся голосом. — Сегодня утром… Дети! Вы все знали, что на ноль делить нельзя! Но сегодня… Сегодня кто-то в нашей школе сделал это… Хотя все вы знали, каждый из вас знал, что это нельзя! Господи, что же теперь будет… Идите по домам, занятия отменяются. Помоги нам Бог…

Полководец Суворов говорил: «Хочешь победы — удиви врага!». Генерал Керим-Паша высоко ценил этот совет и долго искал случая его применить. Наконец, случай представился. Десятитысячное войско Керим-Паши окружило отряд из пятисот злейших его врагов. Зная, как часто на войне простая случайность обращает победу в поражение, Керим-Паша решил повысить шансы на успех своего предприятия и воспользоваться мудрым суворовским советом. По сигналу он сам и все его войско разом закололи себя ножами.

Враги были удивлены несказанно.

Закончился обед, убирали со стола. На тарелке лежит одинокий кусочек сыра – куда его девать? Полина говорит: «Может, съешь?» Не, говорю, не хочу, съешь ты. «И я не хочу», отвечает Полина. Потолкали-потолкали его друг к дружке, разломили пополам и съели нехотя. А собака в углу вздохнула и сказала, что мы суки.