Бух-бух-бух, – привычно топаю по коридору. Дежурный выпускающий сидит в своей каморке, издали почти не виден, только макушка форменной кепки качается в окошке.
— Привет, властелин замочной скважины! Ну, где тебе тут закорюку поставить?
Этой шутке уже лет триста. Дежурный радостно скалится в ответ и двигает мне журнал регистраций. Гляжу на пыльный циферблат у него над головой, записываюсь. Выпускающий утягивает журнал к себе, мельком смотрит на запись, тянется к кнопке, открывающей ворота. Но что-то вспоминает и останавливается на полпути.
— Это, слышь… Ты что ль именинник сегодня?
— Да вроде как, — киваю в ответ.
— Чего ж тебя на дежурство-то засунули? Во дела – что, замены не нашлось? – он глядит на меня с удивлением и сочувствием. Смеюсь:
— Выходит, незаменимый я!
— Ну, дела, — крутит головой выпускающий, — совсем обалдели! Ну, давай, всех благ тебе, доброй охоты! – Он давит кнопку, раздаётся громкий щелчок, натужное гудение мотора, потом тяжёлая облезлая воротина лязгает, и чуть-чуть отползает влево, приоткрывая узенькую щёлку прохода. Узко. Протискиваться в форме, со всей амуницией неудобно, того и гляди чего-нибудь оторвёшь. Дежурный видит мои сомнения и разводит руками:
— Шире никак! Проверяющий вчера линейкой вымерял, говорит, хоть сантиметр лишний найду – со смены сниму. Так что извиняй, но больше не могу, лезь так!
— Ладно, что ж… Самого бы его сюда засунуть, проверяющего… Проверяющий-вымеряющий… – я втягиваю живот и боком пропихиваюсь в щель, волоча за собой снаряжение. Дежурный машет вслед, ворота ещё раз лязгают и закрываются. Я вышел.
***
Я вышел, я на территории. Дальше по инструкции должен быть обход, поиск, но инструкции не для сегодняшнего дня. Сегодняшний день – особый. Сегодня я приготовил себе подарок, о котором и мечтал и боялся мечтать много лет. Поэтому я сворачиваю с маршрута – мне нужно условленное место, тайник, где меня ждёт посылка. Или не ждёт? А вдруг хитрые ребятки из Универсального Бюро решили нехорошо пошутить и я ничего не найду там? Дело-то не совсем законное, если не сказать – совсем незаконное.
Пустырь, сваленные беспорядочной грудой бетонные перекрытия. Между ними проход, ныряю туда, на четвереньках проползаю пару метров и шарю рукой под плитой. Ничего. Ещё раз – опять ничего. Сдвигаюсь вперёд ещё на полметра, упираюсь лбом в шершавый бетон, тянусь рукой – есть! Уффф…
***
Это придумал не я. Это что-то вроде негласного права. Его надо ещё заслужить – долгой и беспорочной службой. Никаких точных сроков тоже нет, просто в какой-то момент понимаешь, что уже имеешь право. Но хотеться начинает сильно раньше – вначале подумываешь об этом отвлечённо, потом мысль захватывает, а через некоторое время становится навязчивым желанием, тяжёлым, мучительным. И когда волевым усилием загоняешь его глубоко в себя, кажется, что слышишь ржавый скрежет собственной души. А потом вдруг понимаешь, что тебе уже можно.
К этому моменту ты из каких-то намёков, обывков фраз уже точно знаешь, как всё устроить. Нужно пойти в Универсальное Бюро, намекнуть на желание получить на день рождения особый подарок. Тебе в ответ намекнут, что всё поняли и назовут место тайника. Потом ты придёшь на это место и заберешь посылку. Вот и всё. Я пришёл и забрал.
***
Я стою на пустыре. Лето, ярко светит солнце, за пустырём шумит город. На плечо я повесил посылку – большую кожаную сумку, с клапаном для руки. Хо-хо, да в Универсальном Бюро знают толк в подарках: я не могу заранее посмотреть всё содержимое сумки, доставать получится только по очереди, каждый раз сюрприз! Отлично, вперёд!
***
Улица, переулок, подворотня. Мимо проходят люди, я иду мимо людей. Обычно я смотрю на них профессионально-отстранённо, автоматически выбирая нужные признаки в лицах, не пуская эмоций в свою работу. Меня самого в этом нет, не должно быть: глаза смотрят, мозг анализирует, пальцы тянут из-за спины табельное, но сам я не здесь. Сам я далеко-далеко, в центре бесконечной пустоты, сосредоточенный на себе в пустоте и на пустоте в себе. Но не сегодня.
Сегодня я шарю глазами по лицам, как неопытный воришка шарит по карманам упавшего пьяного – жадно, грубо. Первый, второй, третий человек – не то. Ну где же вы, где вы, горемыки, не знающий ещё своей судьбы? Сегодня для вас я забуду все уставы и инструкции, сегодня я сделаю то, что так давно сжигало мою душу нестерпимым желанием.
Вот он. Торопливо проходит невысокий мужичок, весь в своих мыслях. Дома жена, дети, собака. Устал на работе – или только собирается устать. Где-то сбоку стучит каблучками тоненькая девушка, он поворачивает голову к ней. Сейчас!
Я опускаю руку в сумку. Быстро тяну назад. В ладони удобно лежит обрез двустволки – опиленый ствол, опиленый приклад. Взвожу курки, патроны в стволах. Шаг, второй – время стоит, девушка застыла в своей летящей походке, мужичок смотрит на неё – я рядом! Обрез упирается ему в живот, вдох, — и пальцы словно судрогой рвут оба крючка разом. Глухой удар выстрела, отдача бьёт мне в ладонь, руку отбрасывает назад. Успеваю заметить кровавый фонтан, ударивший сзади, и время снова начинает движение. Девушка проходит мимо, мужичок стоит на месте, глядя ей вслед.
Меня накрывает тёплая волна освобождения, уносящая гудение отдачи из ладони. Поехали! С днём рождения!
***
Петляю по улицам, рука гладит сумку. Тротуар, люди впереди идут сплошным потоком. Далеко впереди мелькает тугая коса русых волос. Тяну из сумки тяжёлый пистолет, целюсь, не сбавляя шаг, не выравнивая дыхания. Выстрел! Пуля проходит правее, где-то впереди раздаётся горестный крик. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Я бегу, отталкивая прохожих, стреляю навскидку, пробегаю мимо тех, кому достались пули, предназначенные той спине с косой, что всё ещё маячит впереди. Вот женщина средних лет, побледнев, прислонилась к кирпичной стене дома. Вот подросток обхватил голову руками и остановившимся взглядом упёрся в асфальт. Вот девушка сжалась от жгучей боли в груди. Мимо, мимо, за русой косой!
Меня захватывает весёлое бешенство. Сколько ещё патронов в обойме? Чепуха, хватит! Улица выносит нас на площадь, косы уже не видно – море людей, море целей! В центре площади сверкает струями фонтан, бегу вокруг, задыхаясь от наполняющего безумия и счастья бесконтрольности. Лицо навстречу – выстрел в упор, брызги, новое лицо – снова выстрел, пуля проходит по касательной, оставив глубокую рану, которая будет заживать долгие месяцы. Сегодня я – сеятель, я щедро разбрасываю вокруг себя семена боли и страданий, мучений, не ведомых этим людям ранее. Ещё, ещё, ещё!
Затвор пистолета застывает в отведённом положении – патроны! Новыя улица, на ходу тяну руку из сумки, в руке неказистый и смешной автомат – короткий, с длинной обоймой из рукояти. Улицу меняет сквер, кто-то чинно прогуливатся по аллеям, кто-то присел на лавочки, кто-то несётся на велосипеде. Прыгаю, как в кино, с перекатом, и, вскочив на ноги, начинаю палить веером с вытянутых вперёд рук. Разрывные! Смеюсь от неожиданного счастья. Кругом кромешный ад – клочья, крики, настоящее светопреставление!
Магазин пуст, швыряю автомат в сторону, перемахиваю через низенькую оградку сквера. Проезжая часть, светофор. На светофоре машины, в одну из них набилось человек шесть парней и девушек, похоже, студенты. Я иду к машине. Я опускаю руку в сумку. Я вынимаю из неё причудливый баллон на пистолетной рукояти, на носу которого сразу начинает гудеть голубой кинжальчик огня. Я подхожу вплотную. Поднимаю руку. Просовываю нос баллона в щель ветрового стекла. И жму на спуск.
Салон машины наполняется рёвом и гудением пламени. Компактный огнемёт – о таком подарке я не мог и мечтать! Светофор зажигает зелёный, поток машин срывается с места, унося с собой пылающий автомобиль с шестью воспламенёнными телами.
Я перехожу дорогу. Чувствую, что бешеная энергия постепенно начинает утихать. Уже не хочется бежать, не хочется палить без разбора во все стороны, но чего-то ещё не хватает. Опускаю руку в сумку, но она, похоже, пуста. Это так неожиданно, что новый заряд ярости ударяет мне в голову. Я бешено шарю рукой в сумке и вдруг ухватываю там что-то ещё. Выдёргиваю с такой силой, что кожаный клапан разрывается по шву. Пальцы обхватил стальной кастет – неожиданная шутка от Универсального Бюро!
Но сейчас мне это весьма кстати – мне снова хочется действия, последнего, завершающего штриха к моему празднику. За спиной раздаются шаги, меня собирается обогнать высокий рыжий парень с мечтательным взглядом. Разворачиваюсь, – и влепляю кастет ему под рёбра. Его сгибает, я бью сверху – и сразу коленом снизу в лицо, потом сбоку, потом уже обоими руками, локтем, и, наконец, топчу его, упавшего на земле. Он хрипит и корчится в крови, пыли и предчувствии будущих страданий, а я стряхиваю кастет с руки и иду прочь, чувствуя, что моя душа освободилась. Я дышу широко и размеренно, я улыбаюсь, чувствуя, как внутри меня устанавливается восхитительный покой и равновесие.
***
Я не спеша дохожу до пустыря. Сумку обратно в тайник, из тайника достаю оставленное там табельное. Шагаю к концу маршрута, чувствуя приятную усталость и счастливое опустошение. Улыбка блуждает по моему лицу. Мне не стоит возвращаться без результатов, поэтому я смотрю по сторонам – как положено, глаза скользят по лицам, мозг анализирует, а меня самого здесь нет.
Вот восторженный субъект сидит на скамейке и выводит что-то в блокноте. Пишет пару строчек, черкает, снова пишет. Он весь поглощён своими письменами, и он, по всем признакам, подходящая цель для меня.
Я останавливаюсь метрах в пятнадцати (требование Устава!), я снимаю с плеча табельный лук, вынимаю из колчана уставную стрелу. Указательным пальцем пробую наконечник (он должен быть безукоризненно остр, во избежание причинения излишних страданий). Накладываю стрелу на тетиву. Натягиваю. Прицеливаюсь. Вжжж… — стрела ударяет субъекта в грудь, и он растерянно застывает на месте.
Я закидываю лук на плечо – мой долг выполнен, я могу возвращаться. Путь недолог, и уже минут через десять я колочу в ободранные ворота и протискиваюсь в открывшуюся узкую щель. Дежурный выпускающий (для меня он теперь принимающий) приветственно улыбается и протягивает журнал регистрации для отметки.
— Долго ты что-то, — говорит он – я думал, ради праздничка по сокращённой программе отработаешь. Как улов-то?
— Что значит «по сокращённой программе»? «Пренебрегая рабочими обязанностями, ты нарушаешь свой священный долг!» — веско цитирую я известный плакат и мы оба смеёмся. – Но вообще улов никакой, одному только сегодня досталось отведать любовных мук, — кривя душой добавляю я, и иду сдавать табельное и отчитываться о списании стрелы. Бух-бух-бух – разносятся мои шаги по коридору.
***
А восторженный субъект с блокнотом, просидев неподвижно добрых полчаса, очнулся, наконец, от затопившего его чувства. Потрясённый, он крутит головой, как бы пробуя, на месте ли она. Потом осторожно разминает рукой грудь в районе сердца. Осторожно вздыхает. Берёт блокнот и выводит в нём неровным почерком: «И амур, с перекошенным злобой лицом, бьёт в упор разрывными…»