Говорили когда-нибудь что-то типа «Уууу, совсем штаны умерли…»? А что если одежда, которую вы носите, пачкаете, стираете, трёте, рвёте, страдает от этого, и только и ждёт, когда же умрёте вы? Что если утешается она только той надеждой, что не может столь нелепое существо, из мяса и волос, прожить долго?
Ваши свитер с джинсами, небрежно брошенные на стул, ночью строят планы на будущую свободную жизнь. На ту, что начнётся, когда вы, наконец, не проснётесь утром. Но нет, вы снова встаёте, снова натягиваете их на себя нетвёрдой рукой, а они с ужасом смотрят на кружку горячего кофе, которую вы всё никак не можете донести до рта, и то в одну сторону наклоняете, то в другую… А потом целый день страданий, опасностей, безжалостной эксплуатации.
И вот новая ночь, и снова перешёптывания, и взаимные утешения, подбадривания, и неловкий разговор с новенькими носками, ещё не могущими прийти в себя после пережитого ужаса целого дня и вечерней стирки с жестоким выкручиванием. Они со всем жаром новичка поддерживают эту надежду, но все знают, что носкам не светит, ведь ещё вчера были другие, которые держались изо всех сил, но в конце концов поползли сразу в трёх местах и были отправлены в бак, после чего уже никто их не видел. И сколько их уже таких было!
Поэтому с новыми носками разговор всегда неловкий, всегда недосказанность, недоговорённость, всегда на их пылкие надежды говорятся дежурные слова — и всем немного стыдно их произносить. Но, в то же время, ведь случится же это однажды? Так может именно этим, новеньким, и выпадет та самая свобода, почему нет?
Солнце ползёт к восходу, вы беспокойно ворочаетесь в постели, чувствуя приближение звонка будильника, а ваши вещи на стульях, на полках, перешёптываются еле слышно: «Это что, что, захрипел? Нет, это носом хрюкает…. А вот сейчас? Вроде ж не дышит? Смотрите, смотрите, совсем не дышит же!»
Тут звонит будильник, вы с возмущённым мычанием шмякаете по нему ладонью, и вещи примолкают, готовясь к новому дню, полному страха, страдания, но и надежды, конечно, тоже.