Однажды Люся сказала Коле: «Знаешь… Вот когда мы ночью делаем это вот… Разное… Мне так хочется, чтобы ты… Ну, знаешь… Поругал бы меня… Слова всякие такие… Грубые… Ну, в общем… Такое…»

Коля хоть и был человеком интеллигентным и даже в каком-то смысле — нежным, жене отказать не мог. Поэтому когда они вечером погасили свет, улеглись в кровать и затеяли привычную ночную возню, он прочистил горло и сказал, стараясь придать голосу побольше суровости: «Вот Люська, почему ты такая дура? Сколько уже раз тебе говорил — не набирай в чайник воду из горячего крана, вредно это! А ты сегодня опять наливала, я видел! Да сколько хоть можно-то???»

Женя Лялечкина написала в своём фейсбуке…

Женя Лялечкина написала в своём фейсбуке, что её подбешивает эпитет «вкусный» в приложении к несъедобным объектам. «Вкусный текст!» — кипятилась Женечка — ты, сцуко, что, жрёшь его??? Ты сцуко разведчик может быть, и шифровку дегустируешь???? Нет? Ну тогда и нехер выделываться!!! По-русски, сцуко, говори!

На это откликнулся Пётр Оленев, написавший, что вот лично его, Петра, глаза, просто вытекают, когда он видит такое насилие над русским языком, как всякие новомодные словечки типа «подбешивает». Нет такого слова в языке Толстого и Чехова! Так и хочется, — веско заключил Пётр, — взять и уебать каждого этакого словарём!

Тут к разговору подключился Игорь Сёмкин, ответивший сразу обоим, что, мол Истинный Русский Язык Истинных Русских не может содержать мата, потому что, дескать, мат — это наследие татар, а Истинный Русский это всё гневно отвергает, как и кареглазость, темноволосость и широкоскулость. Так что если вы не высокий голубоглазый блондин, то и нефиг касаться русского языка тем гнилым и вонючим отростком, который у вас во рту. Вельми и понеже.

Игорю возразила Надежда Семичева, заявившая, что он — жертва ЕГЭ, а вот если бы он учился в советской школе, то никогда бы такого бреда не написал, потому что знал бы, что это бред, а так и не знает, и вообще он со своим ЕГЭ теперь не человек, а кошкина отрыжка, а то образование было лучшим в мире, и страна была самая читающая, и люди, какие люди были! И русский язык в порядке был — потому что и цензура, и редакторы, а никакой этой вот всей мерзости словесной и умственной не было.

Тогда в дискуссию вступила дама с ником А’Дью, обратившаяся сразу ко всем, и сказавшая, что ненавидит такие вот разговоры — с хейтерством, буллингом и абьюзом — а особенно и персонально ненавидит хейтеров, буллеров и абьюзеров. И что если человек говорит то, что тебе не нравится — это не повод его козлить. А тот, кто козлит — сам козёл и вот бы захлебнулся он в сортире собственной желчью.

Тут уже высказались все участники дискуссии, отметившие, что со своими англицизмами неуважаемая А’Дью может сама прямо сейчас пойти в сортир и принять там погибель, и что вот именно такие как она и довели страну до развала, нацию до деградации, а их всех — до бешенства. И долго ещё говорили о том, чего ей желают, или сделали бы сами, будь она рядом. Потому что в святое руки свои немытые сует, а такого прощать никак нельзя.

А где-то в мировом пространстве витал, бескрайне раскинувшись, Русский Язык и лениво думал: «Ну камон, черти, хули вы сцепились… Это же всё я… Просто что-то всегда со мной, а что-то я поносить надеваю… Как серёжки или бусики… Пока не надоест… Ну надо же… Подбешивает…. Кошкина отрыжка… Ведь казалось бы — насекомые… А поди ж ты, защищают меня… Радеют… За одно слово не так сказанное убить готовы… Это так мило… «

Программист Петров целый вечер листал словарь русского языка, бормотал «да ладно…», «не, ну а как тогда…», «да что ж такое-то…» и так нервно ерошил волосы, что к моменту, когда совсем уже стемнело, на голове у него образовалось настоящее гнездо. Он посмотрел на часы, захлопнул словарь и сказал раздражённо: «Ну понял я, почему мир такой кривой и глючный. Как можно вообще можно что-то работающее написать на языке, где одна и та же функция всё время разный смысл имеет? Вот у нас «молоко от буренки». Это что значит? Что мы из неё молоко доим. Ок. Но вот тут — опа, «мясо от фермера»! Это как? От какой части фермера? А вот нет, это он нам какое-то другое, чужое мясо даёт. Но от своего имени. Ну ок, ладно. Пусть. Но нет! Нифига не ладно! Что у нас дальше? «Жидкость от комаров»!!! Что??? Мы их доим? Нет! Они нам жидкость какую-то поставляют?? НЕТ! А что? А они от неё МРУТ!!!! Да как хоть такое вообще работать может? Да с таким подходом чудо, что солнце с одной и той же стороны встаёт!!!»

Пиарщика Василия Тыкву коллеги ласково звали «курочкой». А всё потому, что он печатал и отправлял сообщения слишком быстро. Так быстро, что даже не успевал заметить хроническую опечатку — вечное «Ко» вместо «Ок».

«Договорились, ко!»
«Принял, спасибо, ко!»
«Ко, отлично!»

В общем, курочка и есть.

Однажды Семён Вадимович Резкий, производитель питательных батончиков, заказал копирайтеру пресс-релиз.

Получил текст, почитал, нахмурился — и твёрдой рукой исправил там везде «высококалорийный» на «высококолорийный».

И копирайтеру взбучку устроил — я тебе за что, говорит, деньги плачу, ты что, совсем языка не чувствуешь??? Тут же у тебя корень «кал» получается, какие ассоциации с продуктом будут?!

Константин Семируков, менеджер проектов агентства «Полный Диджитал», лежал, разметавшись, на кровати, и смотрел эротический сон. В нём он видел Арину Клёпкину, менеджера со стороны заказчика.

Одетая лишь в полупрозрачную белую блузу, которая в темноте комнаты выглядела скорее облаком тумана, чем одеждой, Арина наклонилась над ним, и от вида её ключиц в вырезе блузы у Константина перехватило дыхание.

Арина приблизила свои губы к его щеке и прошептала: «Правок и комментариев по макетам нет, нам всё очень понравилось, всё принимаем. Вы настоящие профессионалы…».

Такого сильного оргазма Константин ещё не испытывал.

Когда журналист Клюкин пришел наниматься в только что открывшуюся небольшую газету, зарплату ему предложили очень скромную. 
Но Клюкин не растерялся, а быстро спросил: «А на пресс-завтраки, пресс-конференции с кормежкой посылать будете?» Услышав «Да», он, помогая себе пальцами, что-то торопливо посчитал в уме, и выдохнул: «Согласен!»

Прочитал Коля новость про то, что смартфоны следят за нами, слушают звук и куда-то отправляют. И сотню возмущенных комментариев под новостью тоже прочитал. Но сам комментировать не стал, просто подумал тихо: «А разве это так плохо, что мы хоть кому-то ещё нужны?…»

Коля сидит перед телевизором, но происходящего на экране совсем не замечает, грызёт ноготь и бубнит себе под нос:

— Денег поднять, денег поднять, надо придумать что-то… На чем сейчас заработать можно? Вот крипта например… 
Люююсь! Придумал! Давай в крипту вложимся! Проинвестируем!!!

Люся строгает вечерний салат и отвечает с кухни устало:

— А что инвестировать-то? Долги по кредитам по твоим?

Коля вздыхает:

— Блин, ну вот что ты с глупыми своими вопросами… Такой план испортила…

Знаете ли вы, что у технических писателей, сочиняющих разную документацию и руководства пользователя, тоже есть муза?

Она похожа на пожилую бухгалтершу, приходит аккурат в начале рабочего дня, садится в уголке, достает вязание, и говорит, глянув поверх очков: 
«Что сидим? Мануал сам себя не напишет. Четыре раздела до обеда, как минимум.» И потом молча копошится с пряжей, временами строго поглядывая на своего подопечного.

С музой Коле не повезло. Да, она была прекрасна, тонка и изящна, да, она вдохновляла творить, но метод её был довольно суров:

«В общем, пока повесть не закончишь — не дам. И имей ввиду: не абы как закончить, а на полную катушку, чтобы ни один, сука, критик не подкопался!»

Коля вздыхал, и шёл в свою каморку с колченогим столиком и стареньким ноутбуком, который только и мог, что буквы печатать. А муза довольно смотрела ему вслед и приговаривала: «Давай-давай, ещё полгода воздержания и ты у меня на «Большую Книгу» в номинанты пойдёшь!»

Позвал Коля Люсю в гости, сказал, что салатик сделает.

Люся пришла, глядит: он что-то там режет, крошит, посыпает чем-то… Потом поставил перед ней большую кастрюлю с нарезкою всякой, майонезом сверху густо полил, и говорит:

«А сейчас магия будет! Сейчас множество продуктов в один превратятся. Но нам не обойтись тут без волшебной палочки!» — и ложкой Люсе салютует.

Потом ложку на кастрюлю нацелил, закричал громким голосом: «Перемешантус тщатильнус!!!» — и кинулся ложкой в кастрюле ворочать.

А Люся только вздохнула тяжело украдкой.

Когда Пётр Ковылюгин только начинал работать баристой, его ставила в тупик просьба «сделать кофе с собой». Но постепенно он нашёл решение и теперь делает таким клиентам напиток с сердечком из своего толчёного ушного волоса.

Хмурый Иванов и восторженный Савельев смотрели на щенка в будке.

Смотри, — сказал Иванов, — сколько грусти в этом взгляде, сколько осознания мировой неустроенности…

А по-моему вовсе наоборот! — горячо возразил Савельев. — Мягкая клетчатая подстилка, чистая конура с крепкой крышею — что может лучше символизировать крепкий быт, простое обывательское счастье? Нет, дружище, не грусть в этом взгляде — лишь мечты о жареных колбасках, которые подадут вечером к ужину!

Иванов пожал плечами, Савельев энергично покивал головой. Нет, не договорились. Истина так и осталась неустановленной.

Однажды Коля почувствовал внезапное желание пойти романтически гулять по ночному городу. Чтобы тихие улицы с благородными старыми домами, огни фонарей, приглушённые густой листвой, луна, проглядывающая сквозь бегущие по небу облака…
Вышел Коля на улицу, постоял пять минут, покурил, да и обратно пошёл. Не сложилось как-то с романтикой. Может, в другой раз.